Р.Евстифеев  100 лет социал-демократии в России.  Проблемы генезиса и политического  развития.   Владимир,   "Владимирская школа", 2000.  

Глава I

Теоретические и методологические основы исследования 

российской социал-демократии

           Понятие социал-демократия достаточно сложное и многозначное. В  науке оно традиционно рассматривается в контексте развития социалистических идей, начиная с Великой Французской революции конца 18 века. Именно в 19 веке социал-демократия выходит на политическую арену и начинает играть важнейшую роль в политическом процессе практически во всех странах Европы, а затем и Нового Света.

          Необходимо отметить, что на развитие политической ситуации в мире после Великой Французской  революции коренным образом повлияло распространение двух концепций социального развития.

        Первая концепция касалась признания того факта, что политические и социальные перемены представляют абсолютно нормальные и ожидаемые явления. В отличие от политической мысли средневековья мыслители Нового времени уже не воспринимали жизнь как нечто неизменное. Напротив, в конце 18 века стало ясно, что настала эпоха политических и социальных катаклизмов, которые необходимо воспринимать как должное и уметь их предвидеть и к ним приспосабливаться. В 17-18 веках особое распространение получила теория так называемого «божественного права королей» (“divine rights of kings”). Причем, это была не просто теория, она имела глубокие корни и в общественном сознании, то есть носила мировоззренческий характер и претендовала на роль идеологии. Однако  цепь потрясений и революций, постигших государства Западной Европы в 18 – начале 19 века, смогла поколебать веру в «божественное право» венценосных особ управлять своими народами.

          Вторая концепция, получившая распространение после Великой Французской революции,  касается идеи о том, что носителем государственного суверенитета являются не правители или законодательные органы, а некая общность, именуемая «народ» (либо «нация»).

          Необходимо отметить, что распространение этих двух концепций было связано с изменениями в экономическом, социальном и демографическом развитии. Прежде всего, это касается роста темпа урбанизации, и, соответственно, роста доли лиц наемного труда. Города Европы стали превращаться в средоточие значительных контингентов городских наемных рабочих, что создало новую политическую силу, состоящую из людей, почти полностью отрешенных от благ экономического роста. Именно к этой социальной группе обратили свои слова К.Маркс и Ф.Энгельс: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Вам нечего терять, кроме своих цепей». Однако, наряду с идеями двух великих немецких мыслителей, в это время достаточно громко звучал голос и представителей других направлений политической мысли. Эдмунд Берк  писал : «Те, кому нечего терять и есть на что надеяться – самые опасные люди на свете» [1] , предопределяя грядущее противостояние социалистических и либерально-консервативных ценностей. 

          Между 1848 и 1917 годами на ситуацию в Европе и России повлияли два явления: социальные реформы и социальные движения. Прежде всего, это касается почти повсеместных рациональных реформ, которые явились откликом на тяжелое положение указанного социального слоя. Такие программы, хотя и с большими различиями в темпах и направлениях, проводились в жизнь в большинстве европейских государств.

          Опыт проведения реформ свидетельствует, что они состояли из трех основных компонентов: предоставление избирательного права, улучшение условий труда и, последнее но, может быть, самое важное, создание национального самосознания путем введения обязательного начального образования и всеобщей воинской повинности для мужчин [2] .

          По мнению американского социолога И.Валлерстайна, именно эти три элемента: политическое участие через выборы, государственное вмешательство с целью снизить поляризующие последствия неуправляемости рыночных отношений, межклассовое единство в верности национальному государству – составляют фундамент  либерального государства, которое к 1914 году стало всеевропейской нормой и отчасти практикой. Известно, что все эти три элемента, характерные для стран Западной Европы,  в меньшей степени  были присущи Российской империи, по-видимому, именно в этом корни различия путей и концепций российской социал-демократии  и западной.

          Российская исследовательница Пшизова С.Н. полагает, что сравнительный анализ обстоятельств возникновения политических партий в странах Запада и в России позволяет увидеть существенные факторы, определяющие протекание этого процесса, причем импульсом к возникновению массовых организаций стало именно распространение избирательного права [3] .  Более того, Пшизова подчеркивает, что партии как таковые, в виде придворных клик, групп сторонников, объединявшихся вокруг лидера или некой программы, порой активно проявляли себя в политической жизни и в античности, и в средневековье. В свою очередь история парламентских учреждений в Европе тоже насчитывает не одно столетие. Таким образом, именно  введение всеобщего избирательного права привело к соединению в единую систему подобных двух институтов представительства и возникновению феномена массовых партий.

Характерно, что данный тезис выдвигали и классики политической науки. М.Вебер определял «самые современные формы партийной организации» как «детище демократии, избирательного права для масс, необходимости массовой вербовки сторонников и массовой организации, развития полнейшего единства руководства и строжайшей дисциплины» [4] . М.Я. Острогорский также связывал возникновение политических партий с расширением избирательного права [5] .

Отметим, что  российская социал-демократия как политическая партия появилась раньше, чем на российской почве начал развиваться парламентаризм, отсюда их сложные и противоречивые взаимоотношения. То есть, строго говоря, возможен подход, рассматривающий российскую социал-демократию как политическую партию только с момента ее участия в представительном органе.

Известно, что в России политические партии появились значительно позже, чем в Западной Европе и США. Асинхронность этого процесса говорит о различных стадиальных уровнях всей системы общественных отношений в России и западноевропейских странах. Исследователи отмечают и иной порядок возникновения партий в России по их социальной стратификации: в отличие от стран Запада в России сначала оформились партии социалистической ориентации (и, прежде всего – социал-демократические), затем – либеральной и, наконец, - правоконсервативной [6] . Очевидно, что такой порядок был обусловлен особенностями исторического развития России.

Современный американский исследователь Д.А. Растоу указывает на еще один параметр (может быть основной), в чем-то сходный с третьим компонентом реформ, выявленных И.Валлерстайном (см. выше), по которому российское общество начала XX века отличалась от западноевропейского. Растоу полагает, что единственным предварительным условием его модели перехода к демократии является наличие национального единства. Причем под национальным единством понимается не столько разделяемые всеми установки и убеждения, сколько небезучастность (responsiveness) и взаимодополненность (complementarity). В этом смысле понятие «национальное единство» не совпадает с понятием «консенсус», поскольку последнее имеет дополнительный смысл, предполагающий  осознанность убеждения и обдуманность согласия. Растоу отмечает, что предварительное условие перехода к демократии полнее всего реализуется тогда, когда оно молчаливо принимается как нечто само собой разумеющееся [7] . По мнению данного исследователя так называемый «демократический транзит» в западноевропейских странах осуществился именно благодаря наличию национального единства, которое отсутствовало в России начала века.

 Развитие новых партийных структур привело к тому, что с середины  19 века социал-демократия охватывает, за небольшим исключением, почти все рабочее движение Европы и придерживается при этом марксисткой ориентации. В то же время, история рабочего движения конца прошлого и начала нынешнего века указывает на все усиливавшиеся центробежные течения, как в теоретических вопросах, так и в практической деятельности.

Необходимо отметить в этой связи, что дробление социал-демократического движения явление не уникальное, свойственное не только российской социал-демократии, но и западноевропейской. 

          Как и в исторических рамках, так и в современных условиях «социал-демократия» – понятие довольно нечеткое. В связи с этим представляется необходимым привести замечание австро-американского экономиста Ф. фон Хайека, который считал, что определение «социальный» стало бесполезным в качестве средства коммуникации.  Хайек приводит в своей книге  более 160 словосочетаний со словом «социальный» и полагает, что это слово «размывает», «крадет» значение определяемого [8] . (Хайек называет такое слово – «слово-ласка», имея в виду животное, славящееся своими способностями к маскировке).

          В прошлом западная социал-демократия отличалась от консервативных течений и партий тем, что она выступала за безусловное завершение политической демократии, понимая под этим превращение конституционализма в такую систему, при которой все органы власти, прямо или косвенно, подчинялись бы народу. Социал-демократы не стали автоматически республиканцами, но они, разумеется, были против монархии, когда корона являлась самостоятельной властью, независимой от парламента и воли народа.

          Социал-демократия отличалась от либеральных течений и партий тем, что она всегда выступала за единство политики и экономики, за включение экономических отношений в специфически социал-демократическую концепцию демократии. После Французской революции социал-демократы выступали заодно с либералами, против консерваторов, желающих сохранить в послереволюционный период остатки феодализма. Однако этот политический союз распался, как только социал-демократия выдвинула свой постулат об изменении производственных отношений, потому что это затрагивало интересы представлявшей либералами буржуазии. Либералов и социал-демократов объединяли антиаристократические и антифеодальные устремления: доктрина социального равенства  - составная часть любой формы социализма – разъединяла эти течения.

          В конце 20 века провести границы между западной социал-демократией и партиями, придерживающимися либеральных и консервативных взглядов, намного труднее, чем в конце 19 века. Прежде всего, теперь такие принципы политической демократии, как избирательное право, парламентаризм, свобода, не являются предметом спора между либеральными, консервативными и социал-демократическими партиями.  Однако по-прежнему спорным остается вопрос о пределах демократии. Консерваторы и либералы настаивают на том, что демократия – принцип политический, а потому она не может распространяться на другие социальные сферы. Социал-демократы же придерживаясь своей концепции социального равенства, настаивают на том, что демократия, свобода, равенство и братство не должны быть ограничены  исторически случайными рамками государственной власти и политики. Следовательно, и в настоящее время водораздел между западными либеральными и консервативными партиями, с одной стороны, и западными социал-демократическими партиями – с другой, - это не сама демократия, а сфера ее распространения.

Современные исследователи под социал-демократией понимают как теорию и практику партий, относящих себя к данному политическому течению, так и  движущие силы внутри партий, для которых характерен политический прагматизм, определенные отступления от теории, и, что очень важно для целей данного исследования, даже известный разрыв с марксистскими традициями [9] .

          Необходимо также отметить, что понятие  «социал-демократия» непосредственным образом связано с политической сферой и с условиями, в которых оно существует. Поэтому, естественно, происходят определенные смысловые сдвиги понятия в различных исторических и политических условиях, отсюда нечеткость и некоторая «размытость» значения  термина.

          После раскола рабочего движения, как следствия Октябрьской революции, социал-демократия стала синонимом социалистического движения, которое, что очень важно, хочет достичь своей цели при сохранении  «правил игры» многопартийной системы, в рамках западной демократии.

          Для социалистических партий Франции, Италии, Испании, Греции, Португалии, то есть для партий так называемого «евросоциализма», «социал-демократия» не является понятием тождественным их деятельности. Этот евросоциализм связан с правыми партиями Интернационала, с имеющими опыт нахождения у власти социал-демократами стран Скандинавии, Великобритании, Австрии, скорее таким понятием как «демократический социализм». «Демократический социализм» – это социал-демократия в ее западном узком понимании и представляет собой, во-первых, разновидность социализма, осуществляемого правящими партиями, а, во-вторых, средиземноморский евросоциализм, представленный, прежде всего, партиями, находящимися в оппозиции [10] .

          Очевидно, что исходные различные условия генезиса и становления социал-демократии не могли не наложить свой отпечаток на развитие и на концепцию социал-демократии в России и в Европе.

          - длительный процесс общественных преобразований,

          - общество будущего,

          - принципы деятельности партии в современных условиях.

Основными ценностями демократического социализма признаются свобода, справедливость, солидарность, равенство, сохранение мира, экологическая безопасность [11] .

          Однако, говоря о российском прочтении данного политического феномена, необходимо учитывать возможную аберрацию,  которая происходит из-за различных исходных объективных установок и определенного разрыва в когнитивных моделях мира (в том числе и политического).

        Прежде чем перейти к непосредственному изложению теоретико-методологических основ исследования российской социал-демократии, необходимо сделать несколько замечаний.

          Во-первых, исследования генезиса и развития российской социал-демократии, лежат на стыке двух наук – политологии и истории. Отсюда возможны пересечения, прежде всего,  исторических и политологических методов исследования, хотя, естественно, каждая из этих двух наук имеет свои отличные друг от друга предмет и объект изучения.

 С другой стороны, во-вторых, так как политическая наука институализировалась во второй половине 20 века, то политические проблемы развития российской социал-демократии долгое время рассматривались, в основном, в рамках исторических исследований. Именно поэтому автор счел необходимым привлечь к данному исследованию  целый ряд работ, которые  носят исторический  характер в силу указанной причины, но, так или иначе, касаются проблем становления социал-демократии как политического движения. Необходимо также отметить, что, если исследования авторов, стоящих на большевистских позициях, уже введены в научный оборот и достаточно хорошо изучены, то работы небольшевистских авторов пока еще ждут своих исследователей, поэтому в связи с темой данной работы их подходы и взгляды на генезис российской социал-демократии особенно интересны.

Вместе с тем, в-третьих, несмотря на позднюю институализацию политической науки в России, целый ряд работ как начала 20 века, так и современных  носят характер, близкий к политологическому, касаясь теоретических вопросов генезиса и развития политических партий России с точки зрения предмета этой науки. Именно эти работы обращают на себя особое внимание автора при изучении выбранной темы.

В-четвертых, исследование российской социал-демократии начала и конца нашего века как политического движения предполагает определенные сравнения и аналогии, которые необходимы для выявления общих и особенных черт данных политических движений. Такая цель предполагает приведение понятий, терминов, фактов в единое смысловое поле с четко ограниченными рамками. Именно поэтому целесообразно уделить внимание не только самим документам российской социал-демократии, но и сделать попытку выяснить, что стояло за тем или иным документом и термином, какой смысл вкладывался в те или иные понятия, причем как в историческом плане (диахронически), так и внутри конкретного периода (синхронически).

          В-пятых, учитывая, что партология, как одна из дисциплин политологии, изучающая закономерности возникновения и развития политических партий, является достаточно новым явлением в современной российской политической науке, представляется целесообразным в рамках данной работы использовать основные подходы современного понимания сущности  политических партий и их роли в политическом процессе применительно к социал-демократическому движению. В связи с развитием социал-демократического движения в сегодняшней России, особенно актуальным представляется рассмотрение основных теоретических положений политологического исследования современного этапа развития российской социал-демократии.

Говоря об исследованиях данной  темы, необходимо отметить, что  в целом проблема генезиса и развития российской социал-демократии 20 века еще не стала предметом комплексного, целостного научного рассмотрения.

Вместе с тем, нельзя сказать, что эта проблематика совсем не привлекала исследователей. Однако, в большинстве своем такие работы носили локальный, и даже утилитарный характер, то есть были подчинены жесткой идеологической конъюнктуре, тенденциозны и односторонни.  

Один из  современных исследователей развития российской социал-демократии В.Х. Тумаринсон в своем диссертационном исследовании [12] выделил два периода развития исторических знаний по теме. Первый охватывает 1900-1989/91 годы, второй – с 1989/91 по настоящее время.

Не оспаривая право автора на такое видение и учитывая, что речь у Тумаринсона все-таки  идет об исторических знаниях, диссертант предлагает свою периодизацию развития знаний по избранной теме.

Особо необходимо отметить, что периодизация носит нелинейный характер, что предполагает одновременное существование и развитие различных направлений в рамках одного исторического периода. Кстати, и у В.Х.Тумаринсона, несмотря на кажущуюся простоту его «двухчленной» модели периодизации, в содержательном плане присутствует нелинейность, связанная с существованием  меньшевистской эмигрантской историографии 1920-1940 гг. и зарубежной западной историографии наряду с официальной советской историографией.

 Исследование  сущности и основ  российской социал-демократии началось практически одновременно с выходом этого движения на политическую арену в конце 19 века.

Исторически промежуток времени с 1900 г. по настоящее время можно разделить на три периода. Первый охватывает 1900 – начало 20-х годов, второй – середину 20-х годов – 1988 г., третий – с 1988 по настоящее время.

Объективным критерием для предложения и использования именно такой периодизации послужили изменения, носящие характер парадигмальных сдвигов, в методах и результатах научных исследований, концепций и выводов, полученных на основе применения различных методологий. Особо необходимо отметить существование параллельных направлений в изучении российской социал-демократии во второй период, связанных, с одной стороны,  с советской официальной наукой и, с другой стороны, с меньшевистской эмигрантской и зарубежной западной историографией, а также в третий период, что обусловлено появлением в 80-х годах нашего века на российской политической арене социал-демократии и началом ее исследований.

          Развитие научных знаний о российской социал-демократии как политическом движении началось в начале нашего века, когда эта политическая сила только вышла на политическую арену.

Авторами ранних работ о российской социал-демократии, в основном, были сами участники социал-демократического движения (В. Акимов-Махновец, Ю.О. Мартов, П.Б. Аксельрод, Ф.И. Дан, М.Н. Лядов, А.Н. Потресов и другие).

          К первым  попыткам систематического изложения основных установок еще формирующейся партии социал-демократов относятся доклады российской социал-демократии о своей деятельности международным социалистическим конгрессам. Автором первых докладов Брюссельскому конгрессу (1891) и Лондонскому конгрессу (1896) был Г.В. Плеханов. Уже из этого факта видно, что российская социал-демократия начиналась и осознавала себя как часть международной социал-демократии.

Однако, анализ работ конца 19 – начала 20 веков, посвященных генезису российской социал-демократии, показывает, что большинство из них писались «на злобу дня» и отражали мнение социал-демократов о текущих политических событиях, не носили научного характера.

          Вместе с тем, уже в первые годы 20 века появились и работы обобщающего характера [13] .

Необходимо отметить, что основными проблемами, рассматриваемыми в этот период, были вопросы происхождения и основных этапов развития социал-демократического движения.

          В этих работах, наряду с чисто исторической проблематикой, поднимался целый ряд вопросов, которые касаются развития социал-демократии как политического движения. Это, прежде всего:

          - проблема «происхождения» социал-демократического движения;

          - становление организационных принципов социал-демократии;

          - появление, сотрудничество и борьба различных течений в социал-демократии;        

          - роль социал-демократии в политических событиях революции 1905-1907 годов.

Одной из первых работ, содержащих анализ развития социал-демократии, была работа М.Н. Лядова [14] . Его взгляды достаточно хорошо изучены в советской историографии [15] , поэтому есть смысл остановиться лишь на общей оценке им социал-демократического движения.

Для написанной с большевистских позиций работы Лядова характерно следование за идеями В.И. Ленина и оправдание ленинского плана построения партии. Для Лядова социал-демократия – это, прежде всего, партия пролетариата и для пролетариата. Причем, М.Н. Лядов особо обращает внимание на борьбу социал-демократии с так называемым «экономизмом», «легальным» марксизмом, которые автор критикует за призывы к «мирному развитию рабочего движения» и отказ от революции [16] . Таким образом, уже в этой ранней работе закладываются основы взгляда на социал-демократию как на революционное пролетарское движение. Позднее такой подход  рассмотрения социал-демократии превратился в основной самодовлеющий принцип.

Однако в первый период развития знаний о социал-демократии существовали и иные подходы. П.Б. Аксельрод, А.Н. Потресов, Ф.И. Дан в своих работах [17] пытались показать социал-демократию как интеллигентское течение, не имеющее достаточной опоры на пролетарские слои. Социал-демократическая партия, утверждали они, - это чисто интеллигентская организация профессиональных революционеров, которая не имеет ничего общего с рабочей партией.

Е.Сельский в своей работе [18] сделал попытку рассмотреть многообразие течений в современной ему социал-демократии, не выделяя особым образом большевистское направление. Автор, основываясь на материалах партийной печати и съездов РСДРП, делает вывод, что разделение на большевиков и меньшевиков на II съезде не носило принципиального характера. Одним из главных аргументов в пользу такого утверждения Е. Сельский  считает то, что резолюции  III съезда и альтернативного съезда меньшевиков по вопросам программы мало расходились между собой. «Организационные начала тем и другим съездом были приняты почти одинаковые, с той лишь разницей, что большевики, признавая демократическое выборное начало организации, делали оговорку проводить его «по возможности» [19] .

В 1909 году началось 5-томное издание «Общественное движение в России в начале 20 века» под редакцией Л.Мартова, П.Маслова и А.Потресова [20] . Издание начиналось уведомлением читателей о том, что «предлагаемый коллективный труд ставит своей задачей дать объективное исследование того исторического процесса, который сделал необходимым общественный кризис, пережитый нашей Родиной в начале текущего столетия, равно как выяснить самый ход этого кризиса и вскрыть действие объективных и субъективных факторов, влиявших на его течение». Необходимо отметить, что по замыслу редакции все статьи издания связаны воедино общностью методологии исторического исследования и что в 5-томнике помещены только те статьи, которые «с наибольшей бесспорностью отражают эту общность и наименее зависят от частностей и индивидуальных точек зрения».

          Характерно, что, по мнению Ленина, задача авторов  пятитомника - не желание разобраться в переломном этапе истории России, а стремление опровергнуть основные программные идеи революционной социал-демократии. Именно ленинские высказывания об этом труде, как оппортунистической истории русской революции, широко цитировались советскими авторами. Для целей данного исследования особый интерес представляют статьи Ю.О. Мартова, посвященные истории социал-демократии, тем более, что на их основе Мартовым была написана работа «История российской социал-демократии», вышедшая уже после Октябрьской революции, в 1923 году.

          Для Мартова российское социал-демократическое движение, начавшись с образованием группы «Освобождение труда», отличалось, во-первых,  широким участием интеллигенции, а во-вторых, российской трансформацией марксизма. Мартов видел в «экономизме» и «легальном марксизме» необходимые этапы развития социал-демократии, а в расколе социал-демократии – влияние идей Э.Бернштейна и последствие сложностей, с которыми было связано в России организационное оформление политических партий. Для Мартова и большевики, и меньшевики являлись течениями социал-демократического движения, правда, большевики, по Мартову, течение сектантское и заговорщицкое [21] .  

          Необходимо отметить, что Мартов не был одинок в своем резко критическом отношении к организационным принципам большевизма. П.Б. Аксельрод писал в это время, что ленинское понимание партии – даже не якобинство, а «упрощенная копия или карикатура бюрократическо-самодержавной системы нашего министерства внутренних дел» [22] .

          Не преуменьшая значения первых исследований российской социал-демократии, необходимо признать, что нелегальное положение партии, недоступность достаточной совокупности источников и причастность авторов к острой идейной борьбе между различными течениями социал-демократии, снижают научную ценность и объективность этих трудов. Однако, несомненно, написанные практически по следам происходящих событий, эти работы содержат в себе и нечто более важное, чем документальная четкость – реальные идеи и мысли участников политических событий и дискуссий.

          Характерна оценка, данная ранним работам А.С. Бубнова и Батурина [23] в 1925 году В.И. Невским, который отмечал, что эти книги лишь «попытка дать руководящую нить при изучении истории нашей партии», «прекрасные научно-пропагандистские брошюры» [24] .

          В период 1910-1916 годов следует отметить ряд работ, в которых специально исследовался генезис российской социал-демократии на основе опыта почти десятилетней деятельности, включая и опыт первой русской революции.

          Особенно интересна в связи с темой данного исследования работа Ф.Булкина [25] , тем более, что взгляды, в ней выраженные, характерны практически для всех небольшевистских авторов, принадлежащих к социал-демократии. Поставив задачу выяснить необходимость для рабочего класса выступить на путь открытого политического существования, автор на основании доступных ему источников делает вывод, что  РСДРП – это прежде всего партия интеллигенции, и в этом вся суть данного движения. Именно поэтому, по мнению автора, «особенно ненормальным было бессознательное стремление интеллигенции быть партией рабочего класса». Интеллигенция, по Булкину, оказалась неспособной найти полного контакта с пролетариатом. Выявляя причины этого, автор выделяет политическую недифференцированность и аморфность населения; неразвитость производственных отношений и то, что интеллигенция пришла к марксизму раньше, чем в стране сформировался более или менее осознавший себя рабочий класс [26] .

         Автор твердо уверен, что и меньшевизм, и большевизм, по крайней мере до 1905 года, являлись лишь течениями интеллигентской мысли, что и доказали события первой русской революции. Говоря о концепции социал-демократии, Ф.Булкин отмечал, что как большевики, так и меньшевики были довольно далеки от коренных интересов пролетариата.

Со сходных позиций освещает историю социал-демократии В.Акимов-Махновец, взяв за основу так называемую «теорию стадий», полагая, что социал-демократия последовательно проходит в своем развитии определенные стадии: кружковщина, экономическая агитация, «экономизм», стадия политической борьбы. Описывая зарождение социал-демократических организаций в Вильно, Петербурге, Киеве, Акимов-Махновец подвергает критике большевистскую концепцию пролетарской партии, выступает против «чисто заговорщицкого взгляда на организацию» [27] .

          Таки образом, данные авторы стараются рассматривать историю российской социал-демократии как общий процесс развития различных течений и направлений (в данном случае большевизма и меньшевизма), борьбы и взаимовлияния этих течений.              

          В отличие от более поздних теоретических построений о рождении на II съезде РСДРП новой партии большевиков, исследователи 10-20 годов  полагали, что на II съезде в результате раскола искровцев возникли две фракции одной партии, то есть эти авторы вполне справедливо считали большевизм течением (одним из нескольких) в РСДРП. Так, Г. Линдов в 1917 г. писал, что на II съезде произошел раскол и «возникли те две фракции, которые существуют до сих пор» [28] (то есть до 1917

года). Позднее, другой большевистский автор, А.С. Бубнов в своей работе «Основные моменты развития Коммунистической партии в России» (1921 г.) отмечал, что до 1912 года два направления, большевистское и меньшевистское, существовали внутри РСДРП, причем только в 1912 году «был завершен процесс организационного оформления большевистской партии» [29] .

          Вместе с тем, характерен переход от попыток объективного исследования генезиса российской социал-демократии к огульному обвинению меньшевистской части партии и превознесение тактики и стратегии большевиков, произошедший в 20-х годах. Собственно этот переход и можно считать началом второго периода в исследовании российской социал-демократии.

          В изданной в 1923 году работе Л.Б. Каменева  «Между двумя революциями» [30] лидеры меньшевистского направления в социал-демократии  (Мартов, Череванин, Потресов и Аксельрод) назывались «мелкотравчатыми меньшевиками», взявшими «курс на приспособление своей меньшевистской мысли к кадетской –политической платформе». Не отставал от Каменева в резких выражениях в адрес меньшевиков и Зиновьев [31] .

          Для  Н.Н. Попова меньшевизм в России – не что иное как «длительная попытка со стороны буржуазно-демократической интеллигенции использовать классовое движение рабочего класса в своих буржуазных целях» [32] .

          В русле общей критики меньшевистского направления в социал-демократии была написана и серия брошюр  И.Вардина [33] . Характерно, что исследование социал-демократического направления в этой работе было заменено повторением нескольких стереотипов, тенденциозных и демагогических. Так, Вардин  утверждал, что «меньшевизм хотел утверждения у власти буржуазии», что характерной чертой этой партии было «лицемерие и двурушничество».  К сожалению, такие штампы все больше и больше заполняли большевистскую литературу.

          Необходимо отметить, что определенную роль в изучении социал-демократии сыграл и глава советского государства В.И. Ленин.  Именно его оценки и анализ  концепции и идей  российской социал-демократии, включая различные ее направления, легли в основу основной массы исследований. Однако, необходимо учитывать, что  работы  Ленина, на которых основывались большевистские авторы, всегда носили ярко полемический характер, имели четко обозначенную политическую, а не научную цель.

          Впрочем, в 20-х годах взгляды на генезис и основные положения социал-демократии еще не превратились в догму, еще велись дискуссии и существовал довольно значительный разброс мнений, в частности, по вопросу происхождения социал-демократии и ее корнях на российской почве.

Целый ряд исследователей (И.А. Теодорович, С.И. Мицкевич, А.Ф. Рындин) полагали в своих работах, что большевизм явился продолжением народнического движения. М.Н. Покровский в статье «Корни большевизма в русской почве» (1923 г.) с пафосом отмечал: «и в прокламации «Молодой России» … и в социалистических проектах «каракозовского кружка», и в пророческом предвидении 65 статьи советской конституции у Ткачева на нас глядит тот же большевизм» [34] .

Этой же точки зрения придерживался С.И. Мицкевич, утверждая, что «русская революция в значительной степени произошла по Ткачеву: путем захвата власти в заранее назначенный срок (25 октября) революционной партией, организованной по принципу строгой централизации и дисциплины, и эта партия, захватив власть, действует во многом по тому методу, который рекомендовал Ткачев» [35] .

Характерно, что в подобные идеи не раз высказывались различными исследователями. Т.Масарик сравнивал большевистскую партию со средневековым монашеским орденом, приравнивая большевизм и бакунизм [36] . В 1950 г. Р.Абрамович выступая на страницах  «Социалистического вестника» отмечал, что идейными истоками большевизма были философия Ткачева и практика Нечаева. Приводя характерные выдержки из работ последних, Абрамович пытается доказать, что совсем не марксизм победил в 1917 году, победило старое, традиционное бунтарское народничество, имевшее глубокие корни в отсталости страны и ее основном классе – крестьянстве [37] . Об этом же писал и американский исследователь А. Мейер, обобщая подобные тезисы следующим образом: «Ленинизм обладает многими общими чертами с русскими движениями протеста 19 столетия и может рассматриваться как звено в развитии специфически русской социальной мысли» [38] .

Таким образом, можно отметить существование в начале 20-х годов исследовательского интереса  к корням социал-демократического движения, причем характерен  достаточно широкий диапазон оценок, данных как всему социал-демократическому движению, так  и отдельным его направлениям.

          В общем и целом для первого периода развития научных знаний о российской социал-демократии было характерно существование нескольких точек зрения по вопросу происхождения социал-демократии: от чисто интеллигентской организации (Ф.Булкин, В.Акимов, Е.Сельский) до  рабочей (М.Лядов, Н.Батурин, А.Бубнов). Существовал определенный разброс мнений и по вопросам организационных принципов социал-демократии: от безусловной критики ленинских принципов организации партии и ориентации на западноевропейский тип (Ю.Мартов, П.Аксельрод, А.Потресов) до абсолютизации большевистского плана построения партии (И.Вардин, А.Зиновьев, А.Бубнов, Н.Попов). Однако, поляризация мнений не была абсолютной, имели место  дискуссии и споры между сторонниками различных подходов, характерно и то, что точки зрения ряда исследователей трудно позиционировать в рамках  двух противостоящих направлений (В.Невский, Г.Линдов).  

          Итоговым достижением возникшей в 20-е годы историко-партийной науки, стали четыре тома «Истории ВКП(б)» под редакцией Е.М. Ярославского (1926-1930). Издание многотомника началось в 1926 году и осталось незаконченным. В этой работе было положено начало игнорированию меньшевистского направления как равноправного участника социал-демократического движения.

          Именно конец 20-х – начало 30-х годов стали для советской историографии переломными в переходе к резко отрицательному восприятию социал-демократизма в целом и небольшевистских направлений в нем, причем характер появившихся изменений позволяет говорить о начале нового периода в исследованиях российской социал-демократии.

В конце 20-х годов в научную литературу были введены новые понятия и категории, такие как,  учение Ленина о партии, ленинизм и так далее. Уже в середине 20-х годов исследование российской социал-демократии начинает сводиться лишь к изучению большевистского направления. В 1924 году появились первые работы об основах ленинизма, как учения о партии нового типа [39] . Авторы этих работ приравнивали марксизм и ленинизм, выступали против попыток их противопоставления. «Большевизм (ленинизм) вырос на прочной основе марксизма» – писал П.М. Керженцев. Этот же автор, впрочем, анализируя различия между позициями двух частей социал-демократии, вполне справедливо отмечал: «Меньшевикам социал-демократическая партия рисовалась по типу немецкой или французской, то есть партией парламентариев, нуждавшихся в хороших депутатах и искусных журналистах, то есть в интеллигенции. Они видели перед собой не столько вооруженное восстание, сколько то легальное парламентское существование, какое имело место в Европе [40] »

В конце концов, возобладал взгляд на историю российской социал-демократии лишь как на историю партии большевиков. Завершающим звеном в этом процессе стал судебный процесс над «Союзным бюро ЦК РСДРП меньшевиков» (1931), появление серии обвинительно - клеветнических статей и книг. Тогда же в связи с так называемым «академическим делом» начались аресты историков, и развитие исторической науки было поставлено под контроль государства.

О полной победе данного подхода к изучению социал-демократии было заявлено на Всесоюзном совещании преподавателей  ленинизма, истории ВКП(б) и коминтерна (февраль 1930). Разоблачая идеи, выраженные в книге А.С. Мартынова «О меньшевизме и большевизме», историк-большевик Д.Я. Кин заявил, что «очень важно четко и ясно подчеркнуть нашу задачу изучения истории партии как большевизма, а не РСДРП вообще» [41] . Это вывод и был закреплен в тезисах совещания «История партии как наука».

          В 1933 году впервые официально был введен термин «партия нового типа» для определения большевистской партии. Характерно, что данный термин был заимствован у Ленина, однако последний употреблял его по другому поводу, причем в различных значениях. В 1915-1918 гг., характеризуя социал-демократическое движение западных стран, Ленин отмечал, что рабочему движению нужны другие, «иные», «новые» партии, «партии нового типа».

          Дальнейшие исследования социал-демократического движения в России велись только в рамках истории РКП(б) и КПСС, где основное внимание уделялось большевистскому направлению и  борьбе большевиков с самодержавием и с другими политическими партиями, в том числе и с социал-демократическими.

Со второй половины 50-х годов, под влиянием «оттепели», советские исследователи начали постепенно отходить от догм «Краткого курса». Однако, советская историография старалась не оценивать вообще социал-демократическое движение как самостоятельное, заостряя свое внимание на развитии большевизма и борьбе последнего с другими, небольшевистскими течениями в социал-демократии.

          Необходимо отметить и политический аспект данной проблемы, так как историческая и политическая науки в советское время активно использовались властями для формирования иррационального сознания. При этом отмечалось, что  на рубеже 19 и 20 веков отечественная историография переживала глубокий кризис, выход из которого помог найти лишь марксизм. Причем под последним понималась только его ленинская интерпретация, а любая отличная от ленинской трактовка идей Маркса и Энгельса объявлялась «оппортунистической». Соответственно, и политические идеи большевиков провозглашались единственно верными. Например, создание Лениным партии нового типа считалось высшим достижением революционной теории и практики, а меньшевистская концепция партии характеризовалась как «терпимая» к оппортунизму.

          Эволюция небольшевистских направлений в российской социал-демократии освещалась лишь в общих чертах в работах по истории КПСС. Исключением можно считать главу в монографии о непролетарских партиях России, где дан очерк истории меньшевистских группировок в годы реакции и начала нового революционного подъема [42] . В нем, в частности, отмечалось существенное отличие меньшевистского движения и взглядов меньшевиков в 1908-1914 годов от их идей 1903-1907 годов, связывая это отличие с ликвидаторскими тенденциями в социал-демократии [43] . Авторы сборника признают наличие в российской социал-демократии двух течений (революционного и оппортунистического) и двух принципиально различных партий: пролетарской революционной (большевики) и мелкобуржуазной оппортунистической (меньшевики) [44] . Различия между этими двумя типами партий в том, что «если В.И. Ленин добивался создания боевой партии нового типа, способной возглавить борьбу пролетариата как гегемона грядущей буржуазно-демократической революции, то Мартов и его сторонники ориентировались на ставший уже традиционным опыт западноевропейских  социал-демократических партий с их открытым доступом для всех желающих, идеологическим плюрализмом, легализом, слабой дисциплиной и склонностью к компромиссам с либеральной буржуазией» [45] .

Однако, необходимо отметить, что для этой работы все же характерны общие недостатки работ данного периода: меньшевистское течение рассматривается изолированно, вне взаимодействия с большевистской и другими партиями, а также с массами. По традиции партия меньшевиков рассматривается только как носительница определенной концепции (причем понятой очень предвзято), а не как носительница определенной идеологии, не упоминаются лидеры партии, не раскрываются их позиции и роли.

          Интересное и характерное наблюдение сделали авторы одной из первых историографических работ по истории политических партий в России: сравнение результатов исследования системы, эволюции и деятельности российских политических партий в 1905-1907 и в 1907-1914 годах показывает, что степень изученности первого из указанных периодов значительно выше [46] . Подобное соотношение сохранилось и до настоящего времени, что ставит перед исследователями задачу изучения характера социал-демократического движения в период после 1907 года. Тем более, что этот период характерен первым опытом парламентской деятельности социал-демократии, то есть попытками превратиться в политическую партию западноевропейского толка.

           Лишь в 1989 году была поставлена задача объективного научного изучения истории социал-демократии, включающей в себя историю и теорию меньшевизма, как равноправную часть наряду с большевистским направлением, вместо традиционного для советской историографии «разоблачения» политических взглядов и тактики небольшевистских партий.

          Именно в конце 80-х годов появился целый ряд работ, призванных восполнить пробел в исследованиях небольшевистского направления в российской социал-демократии. Практически все эти работы носят исторический характер и касаются «исторических судеб» меньшевизма и выявления роли и позиции наиболее видных представителей – Г.В. Плеханова, Ю.О. Мартова, А.Н. Потресова.

          Основные задачи данного направления в исследовании российской социал-демократии достаточно полно определили авторы одной из первых публикаций о меньшевистской партии историки Г.Иоффе и С.Тютюкин, которые отмечали, что «сейчас политическое наследие меньшевиков нуждается в объективном и серьезном изучении, а многие их экономические и политические идеи – идеи демократического социализма- сегодня весьма актуальны» [47] . Авторы справедливо  считали меньшевизм органической составной частью рабочего движения  в России, одним из течений внутри марксизма, отметив, что  «для меньшевиков характерен поиск компромиссных вариантов политических решений, стремление к общенациональному согласию всех демократических сил.

          Необходимо отметить работу З.М. Зотовой [48] , в которой, несмотря на целевую заданность выяснения ленинской концепции пролетарской партии, исследуется большой круг источников и дается широкая панорама идейно-теоретических дискуссий по вопросам организационного построения социал-демократической партии. К безусловным достоинствам работы можно отнести и то, что автор не ограничивается рассмотрением только ленинской концепции, справедливо полагая, что ее правильное понимание возможно только в сравнении с другими концепциями, в их взаимодействии и взаимовлиянии. В целом, можно также отметить, что  работа носит не только исторический, но и политологический, партологический характер.

          Вместе с тем, в ряде работ сохраняется тенденциозный подход к изучению российской социал-демократии. Так, вряд ли можно согласиться с утверждением И.М. Федорина, что уже в период I  съезда РСДРП партия «создавалась как централизованная и действительно революционная марксистская партия» [49] . Как известно, на первом съезде только была поставлена задача создания организованной партии, причем сама форма этой организации на съезде не прояснялась, а последующие события показали, что именно по этому вопросу существовали весьма различные точки зрения.

          90-е годы стали временем появления исследований роли выдающихся представителей небольшевистского направления в социал-демократии [50] . Это дало возможность С.В. Тютюкину отметить «настоящий прорыв», который произошел в последние годы в области биографического жанра [51] . Исследователи старались восполнить тот пробел, который образовался в период, когда роль таких деятелей как Ю.О. Мартов, П.Б. Аксельрод, А.Н.Потресов оценивалась только негативно.

          Вместе с тем, появление большого количества работ о лидерах социал-демократического движения пока не привело к созданию сколько-нибудь цельной картины социал-демократического движения в России. В этом отношении можно отметить лишь  работы  С.В.Тютюкина и

В.В.Шелохаева и В.Х. Тумаринсона [52] . Несмотря на то, что эти работы носят ярко выраженный исторический характер, целый ряд страниц в них посвящен проблемам развития социал-демократии как политической организации.

          С.В. Тютюкин и В.В. Шелохаев в своей работе впервые попытались на широком историческом фоне, с привлечением большого количества  документальных источников  показать основные аспекты деятельности российских социал-демократов в один из переломных периодов отечественной истории.    

          Авторы справедливо отмечают, что в начале XX  века марксизм пустил в российской действительности глубокие корни, причем за период 1905-1917 годов марксисты накопили большой опыт нелегальной и легальной работы в массах. Особое внимание авторы уделяют думской деятельности социал-демократов, где, как известно, меньшевики были более активны, чем большевики. Характерно, что в данной работе (написанной в 1989-1991 гг.) отмечалось, что пути двух марксистских течений российской социал-демократии (большевиков и меньшевиков) окончательно и бесповоротно разошлись в 1917 году. Большевики взяли курс на жесткую диктатуру, осуществляемую от имени пролетариата, а в действительности подминающую под себя и сам рабочий класс, а меньшевики постепенно определялись как сторонники демократического социализма, более адекватного первоначальному замыслу Маркса, но явно не вписывавшегося в тогдашнюю российскую действительность [53] .

          Интересен и анализ, предпринятый В.Х. Тумаринсоном, возможностей консенсуса между большевиками и меньшевиками. Автор справедливо отмечает, что споры между этими двумя течениями в российской социал-демократии о типе партии, соответствующей по своей организации и целенаправленности требованиям обеспечения ближайших и будущих задач, аккумулировали различные концепции революции. Однако, автор  дает достаточно противоречивое объяснение споров и разногласий большевиков и меньшевиков. Нельзя полностью согласиться с тем, что «в оргвопросе, как в фокусе, сконцентрировались все политические идеи меньшевизма и большевизма» [54] . С другой стороны, автор настаивает на том, что «личные амбиции, уязвленное самолюбие с гипертрофированными претензиями на лидерство … необходимо всегда включать в число фундаментальных причин, так и не состоявшегося в конечном счете консенсуса» [55] .

К сожалению в отечественной научной литературе не получила пока должного освещения деятельность социал-демократов в представительных органах Российского государства. Это произошло во многом из-за того, что наиболее активно проявляла себя в работе в Думе именно небольшевистская часть социал-демократии. Можно лишь отметить статью И.С. Розенталя по этой проблематике [56] , объем и целевая направленность которой позволяют говорить лишь о заявке на глубокое обобщающее исследование.

Многие российские исследователи в настоящее время отказались от точки зрения, согласно которой большевики представляли единственно верное направление в социал-демократии, а их противники всегда ошибались. Большим шагом вперед стало издание документов партии меньшевиков, до настоящего времени не введенных в научный оборот [57] .

          Однако, диалектическое понимание процесса развития российской социал-демократии начала века требует не только восполнения недостающих страниц, связанных с идеями и деятельностью меньшевиков, но и совмещения, «составления» в единую картину теории и истории всех течений в российской социал-демократии, определенной коррекции в сложившихся принципах раздельного изучения меньшевистских, большевистских и иных направлений. Данный процесс  может даже претендовать на то, чтобы его считали сменой научной парадигмы, то есть требуется определенное время  для выработки новых подходов и принципов исследования.

 Исследования генезиса и развития российской социал-демократии осуществлялись не только в рамках отечественной науки. Нелинейность этого процесса обусловлена наличием нескольких направлений в зарубежной науке, которые отличаются друг от друга, но которых объединяет общая черта – критическое отношение  к большевистскому течению в социал-демократии и особое внимание к другим социал-демократическим фракциям и партиям.

          Появление в 20-х годах в СССР жестко идеологизированной концепции развития социал-демократии как большевизма и вынужденная эмиграция лидеров меньшевизма в страны Западной Европы привело к появлению специфического направления в исследованиях, связанного, прежде всего, с изданием «Социалистического вестника». В период с 1921 по 1963 год вышло 784 номера этого издания [58] , который издавался в Берлине, Париже, Нью-Йорке. Большинство материалов этого издания были посвящены судьбам меньшевистской части социал-демократии и критике теории и практики большевизма. Характерной чертой этого эмигрантского журнала была хорошо налаженная связь редакции с корреспондентами в России, в основном, меньшевиками. Активным автором журнала и его вдохновителем до своей смерти в 1923 году был Ю.О. Мартов, в «Социалистическом вестнике» им опубликовано 83 его работы [59] . Активно участвовали в выпуске издания Ф. Дан, Р. Абрамович.  Вместе с тем, характер статей, опубликованных в «Социалистическом вестнике», носит скорее публицистический характер, обусловленный стремлением авторов воздействовать на политическую реальность Советской России и идейно и политически сохранить меньшевистское направление социал-демократического движения.

 Несмотря на обилие зарубежных работ по данной тематике, западные исследователи также пока не приблизились к изучению российской социал-демократии в целом.

          Для зарубежных исследователей российской социал-демократии характерен перенос внимания на небольшевистские направления этого политического течения, то есть на те проблемы, которые не исследовались в СССР или исследовались тенденциозно.

          В связи с этим, в зарубежной историографии так же, как и в отечественной, отсутствует цельное понимание концепции российской социал-демократии. Однако, из ряда работ видно, что авторы сознают единство различных течений в социал-демократии. Так, американский исследователь  Р.Киндерсли, одним из первых посвятивший свою работу «легальному» марксизму [60] , обращал внимание на то, что «легальные» марксисты» были прежде всего марксистами, социал-демократами, которым российские условия не дали такой свободы, которую получил немецкий ревизионист Э.Берншетейн. Именно поэтому Киндерсли подробно останавливается на периоде совместной деятельности П.Б. Струве и Ленина, Мартова, Потресова.

Для зарубежных исследователей в 50-60-х годах было характерно обращение к биографиям деятелей социал-демократического движения, которые в отечественной науке оказались незаслуженно забыты или

представлены в идеологическом ключе [61] . В этих работах достаточно традиционным является утверждение об особой роли национального фактора в развитии социал-демократии, близости меньшевистского направления  к партиям западноевропейского типа, заговорщицком, «якобинском» характере большевистской партии, преувеличение значения, оказываемого  психологическими особенностями лидеров социал-демократии на характер и особенности политического движения.

Нельзя не отметить межуниверситетский проект по истории меньшевизма и его авторов Л. Хэймсона, А. Уалдмана, З.Галили и других. В их работах особое внимание уделено становлению меньшевизма и его борьбе с большевистским направлением, взаимоотношениям социал-демократической партии и промышленного пролетариата [62] . 

          В своих работах Л.Хэймсон и А.Уалдман сделали попытку исследовать начальный период российской социал-демократии, причем если для Хэймсона характерно рассмотрение этого вопроса через призму деятельности центральных фигур социал-демократии (Плеханов, Ленин, Мартов), то Уалдман  предпринял попытку исследовать характер взаимодействия между интеллигенцией и рабочим движением в конце XIX начале XX веков.

Вместе с тем, оба автора едины в своем понимании противоречий, свойственных российской социал-демократии, главным из которых они считают следующее: интеллигентский характер организации, с одной стороны, и попытка мобилизации широких социальных сил для совершения революции, с другой. Характерным для авторов также является отсутствие политических оценок действий меньшевиков, данных В.И. Лениным и другими большевиками.

В обобщающей работе о русской революции американского ученого Р.Пайпса также большое внимание уделяется особенностям развития российской социал-демократии. Однако, вряд ли можно целиком согласиться с его выводами о том, что вражда между большевиками и меньшевиками была «скорее всего следствием личной неприязни, чем идеологических предпосылок» [63] . Вообще подобный тезис как следствие усиленного внимания к психологической составляющей политического процесса характерен для западных исследователей.

С другой стороны, Пайпс отмечает такую, общую для всех направлений российской социал-демократии, черту как слабая связь с промышленным рабочим классом.

Характерно для западной историографии и то, что Пайпс пытается вывести корни ленинской концепции социал-демократической партии из традиций организации «Народная воля», подчеркивая, что Ленин только по двум позициям отошел от народовольческих принципов. Во-первых, считает Пайпс, «Народная воля» управлялась только коллегиально, тогда как социал-демократическая партия (ленинская ее часть) во многом, если не во всем, зависела от воли ее создателя. Во-вторых, «Народная воля» не претендовала на то, чтобы стать правительством [64] . Однако, отсутствие системного и глубокого обоснования делают  подобные утверждения несколько поверхностными.

Нельзя не отметить и такое присущее западным авторам направление, как придание Бунду и вообще еврейскому рабочему движению исключительной роли в образовании РСДРП. Так, Л.Шапиро утверждает, что именно у Бунда Ленин заимствовал идею создания самостоятельной пролетарской партии в России, что именно Бунд, а не «Союз борьбы» положил начало соединению научного социализма с массовым рабочим движением [65] .

Наиболее значительным явлением в зарубежной историографии послеоктябрьского меньшевизма можно считать вышедшую в США монографию В.Бровкина [66] и переведенную на русский язык работу З. Галили [67] . В этих исследованиях исследуется деятельность меньшевиков в

первый год пролетарской диктатуры. Работа основана на большом круге источников, но без привлечения материалов из советских архивов. Достоинство книги Бровкина в том, что автор не ограничивается освещением позиции представителей партии меньшевиков в ВЦИК Советов, а пытается выяснить результативность их деятельности в местных советах и рабочих организациях. Исследование Галили построено на изучении позиции лидеров меньшевизма в 1917г. и в последующие 3 года, опыта меньшевистского «хождения во власть», участия меньшевиков в работе коалиционного правительства. Однако, как было справедливо отмечено С.В. Тютюкиным в рецензии на эту работу, при всех ее достоинствах, автор неоправданно мало внимания уделил позиции Мартова, который в ряде моментов резко разошелся с Церетели, Чхеидзе и Даном, осуществлявшими в тот период официальное руководство партией [68] . 

К сожалению, в зарубежной историографии, как и в отечественной, не нашел отражения парламентский опыт российской социал-демократии, то есть та деятельность, которая наиболее характерна для современных политических партий.

          Таким образом, исследования зарубежных авторов по данной теме внесли определенный вклад в изучение концепции российской социал-демократии, в научный оборот был введен целый ряд ценных источников, находящихся в зарубежных архивах и недоступных для отечественных ученых. Вместе с тем, идеологическая направленность, характерная для советской историографии, повлияла и на западных ученых. Это проявилось, прежде всего, в тематике исследований, посвященных, в основном, апологетизации небольшевистских направлений социал-демократии,  усиленном внимании к идеологическим и политическим принципам большевизма. Причем, с точки зрения их критики, как основы критики советской системы.

           Нелинейный и достаточно дискретный характер (особенно в советское время) накопления научных знаний о российской социал-демократии проявился и в конце 80-х годов нашего века, когда на политическую арену стали выходить партии, называющие себя «социал-демократическими».

Исследование феномена современной российской социал-демократии началось только в начале 90-х годов, когда была институализирована политическая наука и на политическую арену стали выходить вновь образуемые социал-демократические движения.

          О большом интересе к изучению современной  социал-демократии говорит тот факт, что в 1990 году в ИМЛ при ЦК КПСС состоялся «круглый стол», посвященный проблемам современной социал-демократии, ее теоретической мысли и политической практике.

          На «круглом столе», в частности, было отмечено, что пришло время по-новому более пристально взглянуть на развитие социалистической идеи в прошлом и настоящем, на теоретические искания и разработки мировой социал-демократии, на ее видение демократического социализма и путей к реализации его основных ценностей [69] .

          Участники дискуссии сошлись во мнении, что необходимо внимательно подойти к изучению опыта социал-демократов. Однако, акцент при этом  в основном был сделан на деятельности социал-демокра-тического движения западноевропейских стран.

Попытки перевести дискуссию на перспективы социал-демократического движения в России выявили целый ряд противоречий во взглядах, разрешить которые в рамках «круглого стола» не удалось.

Главным образом это касалось взаимоотношений коммунистической партии и социал-демократии. В.Я. Швейцер, говоря об общих и специфических чертах социал-демократии, выдвинул тезис о том, что социал-демократы и коммунисты очень разные, и что пока неправомерно говорить о социал-демократической перспективе коммунистической партии, особо подчеркнув, что в СССР , за исключением Прибалтики, социал-демократическое движение не имеет перспектив.

          Не соглашаясь с подобным тезисом, В.Ф. Масич заявил о возможности и необходимости сотрудничества коммунистической партии и социал-демократии, основанном на взаимном сближении позиций, преодолении тенденций к догматизму и упрощенчеству.

          Участники дискуссии признали, что на стыке исторических эпох социал-демократия занимает одно из лидирующих мест в политическом спектре западноевропейских стран, а процесс трансформации и качественного обновления коммунистического движения требует более глубокого и объективного научного изучения возможности и перспектив взаимодействия с социал-демократией [70] .

          В том же 1990 году на «круглом столе» в редакции журнала «Вопросы истории КПСС» состоялось обсуждение новой концепции дооктябрьского периода истории КПСС, к разработке которой приступили В.В. Шелохаев, Р.В. Филиппов, Н.В. Блинов, И.А. Алуф.

          В ходе дискуссии было отмечено, что пришло время действительно перейти от исследования концепции истории  большевизма, к концепции истории РСДРП, для чего необходимо привлечь работы Г.В. Плеханова, Ю.О. Мартова, Ф.И. Дана и других [71] .

          В.В. Шелохаев призвал историков «вернуться к первоисточникам, непредвзято взглянуть на прежних героев и «демонов» революции, отказаться от точки зрения, согласно которой большевики, по крайней мере в теории, всегда давали единственно правильное, оптимальное решение всех вопросов, а их идейные противники ошибались и изменяли народу [72] ».

Одним из важных шагов в создании научной картины развития социал-демократии стал выпуск сборников ИНИОН, реферативных и проблемно тематических. В частности в работах сопредседателя социал-демократической партии России Б.С. Орлова рассматриваются перспективы социал-демократии, обосновываются преимущества социал-демократической политической культуры, основанной на реформизме, компромиссном подходе. Орлов отмечает, что социал-демократия под социализмом понимает постоянный и непрерывный процесс гуманизации человеческих отношений в условиях демократии и демократическими методами, а тип поведения лидеров включает безусловную порядочность, приверженность идеалам социальной справедливости, отсутствие догматической зашоренности [73] .

В другом сборнике материалов, отражающих становление и развитие социал-демократической мысли и практики  в России, Б.Орлов отмечает, что цель исследования социал-демократии – не сводить счеты  с историей, а выяснить, «есть ли вообще силы, которые способны поддержать более высокий уровень политической культуры и вывести Россию в условия нормального цивилизованного общества» [74] .

          В этой связи необходимо отметить работу  З.М. Зотовой, в которой затронута тема исторической и политической преемственности между социал-демократами начала века и современной российской социал-демократией. Автором сделан вывод о том, что социал-демократы конца XX века, как в идеологии, так и в политике далеко отошли от социал-демократов прошлого. Прежде всего, это касается вопросов социального самоуправления социал-демократии (от классовой рабочей партии к партии всех трудящихся), отношения к капиталистической общественно-экономической системе и политической организации (от отрицания к принятию), целей и главных ценностей социальной деятельности [75] . Таким образом, по мнению З.М. Зотовой, современная российская социал-демократия скорее ближе к международному социал-демократическому движению, чем к социал-демократии России начала XX века.

Нельзя не отметить, что в последние годы появился целый ряд публикаций, посвященных проблемам российской социал-демократии, авторами которых являются активные деятели этого политического движения [76] . В  этих работах представлен большой фактический материал, однако, до серьезного научного уровня этим работам не дают подняться личные пристрастия авторов, их заинтересованность в пропаганде собственных политических взглядов. Обращает на себя внимание и четкая и осознанная ориентация авторов на ценности и опыт  западноевропейской социал-демократии, без учета отечественной традиции.

Таким образом,  подводя итог, можно отметить, что исследования генезиса и развития российской социал-демократии и в отечественной и в зарубежной науке не привели к созданию целостной картины развития российской социал-демократии, ее особенностей исторического и современного развития. Существующая мозаичная структура общего поля исследований не позволяет пока говорить о существовании системного изучения социал-демократии как политической партии. Практически не разработанным остался целый пласт, касающийся взаимоотношений  социал-демократии и нарождающегося российского парламентаризма и имеющий большое значение для рассмотрения концепции политической партии.

          Вместе с тем, нельзя не отметить наметившуюся синхронизацию в темпах развития новой парадигмы отечественной политической науки и исследований российской социал-демократии. Это особенно важно, так как осмысление парадигмальных свойств политологии слегка опережает развитие конкретных исследований. Исходя из этого можно  предположительно определить направление  и акценты дальнейших исследований концепции российской социал-демократии. Можно согласиться с А.И. Соловьевым в том, что преобразования последних полутора десятилетий в сверхжестко идеологизированной системе отечественных общественных наук обретают некоторые признаки научной революции. Интересно, что А.И. Соловьев выделяет и основные признаки этой революции: с одной стороны, качественное изменение и обогащение научных языков, с другой – усиление интервенции метафорических и литературных приемов в околополитические исследования [77] .

Проведенный анализ основных направлений и идей, касающихся осмысления генезиса и развития российской социал-демократии как политического движения позволяет сформулировать ряд выводов.

Во-первых, современная политическая наука рассматривает структуру и организационные принципы политических партий как важнейший критерий их типологии. Наиболее распространенным и общепризнанным является предложенное французским исследователем М. Дюверже подразделение всех партий на два основных типа: кадровая партия и массовая партия. Первая характеризуется общей аморфностью структуры; отсутствием жесткой регламентации членства в партии, регулярной процедуры взимания взносов. Вторая составляет прямую противоположность первой и характеризуется включением в нее всех сторонников, жестким взиманием взносов, автономным финансированием. К первому типу партий относятся все традиционные «буржуазные» партии, ко второму – партии авторитарного типа, которые претендуют на тотальный контроль над массами и стремятся к максимальной их мобилизации для достижения своих политических целей – захвата и удержания политической власти, осуществления соответствующей программы социальных преобразований [78] .

Таким образом, рассмотрение организационных основ социал-демократии  является необходимым условием  политологического изучения социал-демократии. (В этом смысле характерно замечание А.Н. Медушевского, который полагает, что данная типология политических партий напоминает то их разделение, которое стало предметом теоретической дискуссии между меньшевиками и большевиками по Уставу партии в период образования РСДРП в начале нашего века [79] ). Теоретическое осмысление концепции российской социал-демократии невозможно без выяснения того, как сами социал-демократы понимали политическую партию, какой смысл вкладывали в это понятие.

    Во-вторых, для политической партии важны не только способ ее организационного оформления, но и принципы, формы  и методы достижения своих целей, формы политического участия. Учитывая, что в советский период  исследователями был сделан большой вклад в изучение нелегальной деятельности революционной части российской социал-демократии, для понимания концепции этого политического движения особенно актуальным представляется рассмотрение легальной политики социал-демократов и, особенно, их отношение к нарождающемуся российскому парламентаризму. Это особенно важно, так как деятельность любой политической партии, ставящей перед собой политические цели, невозможна сегодня без признания самоценности парламентской демократии. В период «второго издания» российского парламентаризма исследование отношения одной из первых российских политических партий к представительной демократии является необходимым и для понимания сущности сегодняшнего периода политической истории.

           В-третьих, в настоящее время особое значение приобретает применение новых, современных методов исследования политических партий. В этой связи справедливым представляется замечание В.Х. Тумаринсона о том, что «последовательное и компетентное применение психоаналитических приемов и принципов исследования одновременно с общеисторическими (и политическими – Р.Е.) бесспорно обеспечивало бы приращение научных знаний» [80] . Одним из таких методов в применении к российской социал-демократии, мог бы быть метод сравнительного рассмотрения различных этапов развития  данной политической партии с выявлением общих и особенных черт, принципов, проблем. Весьма актуальным представляется и вопрос, поставленный в сравнительных политологических исследованиях политических партий, проведенных в рамках так называемого «проекта Джанды», который можно сформулировать примерно так: «Всегда ли сходные наблюдаемые факты, относящиеся к определенной характеристике партии, означают тоже самое в странах, значительно отличающихся по своей политической культуре?» [81] .

          В-четвертых, при анализе необходимо учитывать тот, факт, что социал-демократия как явление и как концепт для России является  заимствованием. В данном случае уместным будет привести слова М.В. Ильина, который считает, что большинство  отечественных политиков и политологов продолжают жить и работать с ощущением, что слова только сбивают с толку. При этом «чистые» политические идеи-понятия мыслятся как совершенно готовые, до конца ясные и как бы существующие сами по себе. Подобные иллюзии особенно очевидны, когда российским политикам приходится обращаться к понятиям, проработанным на Западе. Автоматически предполагается, что там они доведены до совершенства и абсолютной ясности, остается только переделать их в ином словесном оформлении или  просто транслитерировать, переписать русскими буквами [82] .

          В данном случае, заимствование концепта «социал-демократия» на самом деле является заимствованием лишь отдельных его структур, чисто внешних, что приводит  к дерационализации понятия, его мифологизации. Положение усугубляется и  тем, что собственно российское прочтение социал-демократии начала века было подвергнуто жесткой направленной деформации в 20-80-х годах.

          В этих условиях перед исследователями (и перед политиками) встает проблема фокусировки данного концепта из различных смысловых пластов и аспектов. Однако, пока такая фокусировка не произошла в политическом и языковом пространствах в результате постоянной и активной политической практики, пока этот концепт не наполнился специфическим российским содержанием и вокруг него не возникло «созвездие» тяготеющих к единому центру идей, всякое определение российской социал-демократии будет неминуемо страдать в лучшем случае неточностью, однобокостью и размытостью, а в худшем – тенденциозностью и конъюнктурностью. Такая неразработанность, непроявленность концепта, как мы увидим ниже, стала одной из причин современного состояния российской социал-демократии. [83]